Прямо напротив пристани высилось одно из них, пожалуй, самое впечатляющее, — отель «Тадж-Махал», помпезный символ эпохи колониального правления, соединивший в себе изящество позднего викторианского стиля с восточной прихотливостью могольской архитектуры. Украшенное куполами, здание отеля действительно напоминало знаменитый мавзолей в Агре, и его огромный центральный купол, возвышавшийся над просторной гаванью и городом, походил на часового, охраняющего покой горожан и приветствующего многочисленных приезжих.

Пароход причалил. Пассажиров встретил смешанный запах пряностей, табака, жасмина, сандала и горького дыма погребальных костров — потрясающий аромат Индии, который Китти пыталась забыть все эти четырнадцать лет.

Люди, столпившись на палубе, ошеломленно взирали на двигавшуюся по набережной толпу горожан в разноцветных одеждах: в глазах рябило от всевозможных оттенков красного, зеленого, розового, желтого и синего. Поражало и обилие птиц в городе — зеленые попугаи тут и там свисали с ветвей деревьев изумрудными гроздьями, в небе, высматривая с высоты добычу, кружили орлы и ястребы, иссиня-черные вороны с громким карканьем ныряли в толпу, чтобы подобрать упавший кусочек съестного. После тишины морских просторов Бомбей просто оглушал какофонией звуков, в которую складывались грохот тысяч и тысяч экипажей, телег и воловьих упряжек, разноязыкий хор голосов торгующих и болтающих обывателей и обрывки музыки. Прислушавшись, Китти узнала звуки ситара, который так нравился ей когда-то. Она почувствовала, что задыхается.

— Господи Иисусе! — испуганно воскликнула миссис Аброуз. — В жизни не видела такой уймы народу! Я-то считала самым огромным городом Лондон, но Бомбей раза в три больше!

Сойдя с корабля, пассажиры сразу попали в людской водоворот, двигавшийся по набережной, — там были и предприниматели-парсы, и клерки-бенгальцы, и лошадиные барышники-патаны, приехавшие с северо-западной границы, и полукровки из Гоа, разговаривавшие на португальском, и монголоидного вида непальцы, а также похожие на китайцев уроженцы восточных районов. Все они не походили друг на друга, как жители разных стран: например, приезжие из северной Индии имели высокий рост, светлую кожу и частенько зеленые или серые глаза, южане, напротив, были низкорослы и темнокожи. Одежда тоже отличалась разнообразием: мужчины носили кто дхоти — простой кусок ткани, обернутый вокруг бедер, кто длинные свободные одежды из белого муслина, кто рубашки и шальвары; встречалась и безупречно отутюженная форма госслужащих; из головных уборов преобладали яркие тюрбаны или различной формы шапочки. По одежде женщин сразу можно было определить их религиозную принадлежность: индуски носили красочные сари с золотой и серебряной нитью или шальвары и длинные, до колен, блузы; на их руках звенело множество браслетов; мусульманки же укутывались с головы до ног в бесформенные черные одеяния, прикрывая платками лица. На лбах многих здешних жителей красовались различные знаки, нанесенные пеплом, краской или сандаловой пастой. Среди толпы бродил, распевая гимны, местный святой с длинными свалявшимися волосами, с миской для подаяния в руке, облаченный в грязные лохмотья, сквозь которые просвечивало худое, кожа да кости, тело. На прихотливо разрисованном узорами слоне ехал мальчик, радостно махавший пассажирам обеими руками. Едва прибывшие европейцы оказались на берегу, как их тут же атаковали нищие — маленькие дети с огромными печальными глазами, мужчины-калеки и матери с грудными младенцами. Все они кричали и протягивали руки за милостыней.

Одна из англичанок, молоденькая симпатичная блондинка, донельзя подавленная увиденным и раздраженная шумом, разразилась слезами.

— Боже, это выше моих сил! — причитала она сквозь рыдания, припав к плечу мужа, новоприбывшего сотрудника колониальной администрации.

— Не расстраивайтесь, милая, — стал успокаивать ее Каррингтон, который чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде, — вы скоро привыкнете!

Муж блондинки, подавленный не меньше ее, спросил:

— Как нам удается управлять этим Вавилоном, ведь нас так мало?

— Да, это кажется удивительным, — согласился полковник и добавил: — Но только на первый взгляд. В отличие от нашей родины, Индия неоднородна, она сочетает в себе миллион самых разнообразных вещей. Вы только представьте себе: здесь две тысячи различных языков и диалектов, около дюжины только основных религий! Так, на некоторых улицах можно увидеть по соседству индусские, джайнские, буддийские, зороастрийские храмы и рядом с ними — мечети, причем прихожане различных вероисповеданий относятся друг к другу с недоверием и неприязнью. И еще: между обитающими на северо-западной границе племенами нередки братоубийственные войны. В общем, мы — единственная сила, которая привносит порядок в этот хаос; наша миссия — дать индийцам пример для подражания, вести их за собой. Если вы будете помнить об этом, то сумеете преодолеть все трудности.

Тут к супружеской чете повернулся граф Авели, слушавший Каррингтона с циничной усмешкой.

— Советую также не забывать, — язвительно произнес он, — что ваш долг — высокими налогами доводить индийцев до нищеты, сговариваться с местными князьями и общими усилиями не давать развиваться индийской промышленности, чтобы она не могла составить конкуренцию английской и чтобы местное население, не получая работы, жило впроголодь. И еще: ваша священная обязанность — истреблять индийских тигров до тех пор, пока они не исчезнут с лица земли! О, как тяжко оно, бремя белого человека, не правда ли?

Закончив, Авели с гордым видом отошел, провожаемый удивленными взглядами.

— Какая наглость! — пробормотал молодой чиновник, который во время тирады графа обнял свою растерянную жену, словно хотел ее защитить. — Кто этот тип?

— Так, один итальянец, — пожав плечами, ответил Каррингтон, как будто происхождение Авели объясняло причины его выходки.

— Вот оно что! — понимающе кивнул чиновник.

Резкая отповедь графа укрепила подозрения Китти относительно его связи с индийскими националистами. К тому же, в отличие от остальных европейцев, попавших в Индию впервые, он не выглядел ни потрясенным, ни подавленным встречей с этой огромной удивительной страной.

Китти подошла к полковнику. Враждебно настроенная поначалу, за время путешествия она прониклась к нему некоторым доверием. В конце концов, они оба преследовали одну и ту же цель — заполучить рубин. Как истинный английский джентльмен, Каррингтон понял причину ее волнений, связанных с путешествием, и был к ней очень внимателен. Он научил Китти играть в канасту и в самых лестных выражениях отзывался за общим столом об ее успехах в воздухоплавании. На его отношение к ней, похоже, совсем не повлиял тот факт, что в Лондоне ее схватили за руку как преступницу. Полковник, будучи сотрудником секретной службы, привык иметь дело с представителями самых разных слоев, поэтому старался воздерживаться от морально-этических оценок. Во время путешествия его общество стало для Китти единственным утешением.

— Мне понятно, почему вы доверяете мне, — сказала она, поравнявшись с Каррингтоном. — Я согласилась вам помогать, чтобы спасти жизнь отца. Но почему вы доверяете Авели, для меня загадка. Что помешает ему надуть нас и сбежать, захватив рубин?